На лестничной клетке было темно. Я тихо простучал условленный код: один раз - долгая пауза - два раза - короткая пауза - три раза.
Внутри послышался нерешительный шорох. Кто-то приоткрыл дверь. Все еще было темно. Звякнула цепочка, и между прихожей и дверью образовалась черная щель.
Только когда я прошептал свое имя, дверь распахнулась. Я проскользнул внутрь и подождал в темном коридоре, пока дверь снова не закроется за мной.
Кто-то схватил меня за рукав и потащил за собой.
Я узнал его, это был рав.
В потемках мы продвигались к комнате.
Рав на ощупь нашел дверь и быстро, одним толчком открыл ее.
В комнате тоже было темно.

Только когда мы вошли в комнату, он достал зажигалку и зажег свечу.
Комната была пуста. Все окна были тщательно зашторены. Блестящие пятна на стенах указывали на места, где раньше стояла мебель. На полу лежала импровизированная постель, созданная из старых одеял, матрасов и каких-то тряпок. И на столе в субботнем серебряном подсвечнике горела свеча.
"Где Фридрих?" - спросил я. Господин Шнайдер, сидевший около стола, пожал плечами.
"Он пошел за покупками, - сказал он. - Видимо, его застал комендантский час, и ему придется остаться там до утра".
Рав вернулся и сел за стол. Он поднял с пола старое пальто. "У тебя зрение лучше. Ты не вденешь нитку в угольное ушко?" - попросил он и протянул мне черную нитку с иголкой. Пока я вдевал нитку в ушко, рав сказал: "Вновь пробил час. Мы снова должны носить желтую шестиконечную звезду". И он показал мне на груду шестиконечных звезд, лежавших перед ним на столе.
Эти шестиконечные звезды размером с блюдце в черной рамке надо было пришивать к одежде с левой стороны, посередине звезды буквами, похожими на еврейские, было написано слово "еврей".
Господин Шнайдер встал из-за стола. Казалось, что он стоит на возвышении. Он наклонился передо мной и, положив свой свитер на стул, правой рукой показал мне на левую сторону своего пальто. Шестиконечная звезда! Он распахнул пальто: на пиджаке была шестиконечная звезда! Он расстегнул пиджак: на жилете - шестиконечная звезда!
"Раньше евреи должны были носить шестиконечные звезды. Мы вернулись в Средние века".
"А скоро, - добавил рав, - быть может, нас будут сжигать, как в средние века".
"Но почему?" - спросил я.
"Почему? - Рав тихо повторил мой вопрос. - Почему? В небесах выносят приговор, кто возвысится, а кто будет унижен. Святой, благословен Он, избрал нас из всех народов, потому что мы отличаемся от них, и теперь только потому, что мы отличаемся от них, нас преследуют и убивают".
Господин Шнайдер снова сел за стол. Движением руки он указал мне на ящик, на котором обычно сидел Фридрих.
Рав спокойно погладил желтую звезду и перестал шить. Он отложил в сторону иголку и снял очки. Глаза его смотрели на трепещущее пламя свечи и на мрак, сгустившийся в комнате. Он тихо начал рассказывать.

Шломо

Много лет тому назад к царю пришли советники и сказали ему:
"Господин наш, твои солдаты уже долго служат тебе, но награда их невелика, ибо нет ни войны, ни мятежа, и они не могут поживиться добычей. В бездеятельности они ждут и ропщут. О, царь, отыщи им врага, чтобы нам не надо было волноваться".
Царь строго взвесил их слова и сказал: "Если уж они не могут творить мерзости, то я разрешу им преследовать евреев. Пусть они выберут один из городов в стране и очистят его от евреев. Треть ограбленного достанется царю, остальное - им".
В городе, который был избран, жили три благочестивых еврея. Отца звали - Шлоймо, жену его - Гитель, а сына они назвали Шломо. Все они служили Творцу и соблюдали Его заповеди. Слух о плане царя дошел до стариков.
Шлоймо, отец, позвал мать, Гитель, и так сказал ей:
"Мы уже старики. И поэтому нам бессмысленно бежать. Мы не сможем уйти далеко, и враги поймают нас и убьют. А если даже нам удастся спастись, мы станем бедняками и нам негде будет преклонить голову. Лучше всего нам продать все имущество и на эти деньги найти пристанище Шломо. Иная земля станет ему новым домом, и да будет с ним Божье благословение".
И Гитель, мать, склонила голову в знак согласия и покорно сказала:
"Делай как хочешь. Господь Бог наш превечен, и никто не знает Его путей".
Шлоймо и Гитель продали все свое имущество, даже деревянные тумбочки и кровать. На вырученные деньги они снарядили Шломо в путешествие.
Но Шломо еще не расстался с родителями, а в городе уже показались царские наемники. С гиканьем рассыпались они по всему городу.
С гомоном и шумом заполняли они городские улицы. Склонив колени, евреи умоляли о пощаде.
Но жажда добычи не оставила места для милосердия в сердце наемников. Они врывались в дома, убивали всех, оскверняли трупы, уносили с собой серебряные бокалы и уводили коров из загонов. Предметы, казавшиеся им бесполезными, они разбивали или сжигали.
Когда Шлоймо и Гитель услышали о приближении солдат, они спрятали Шломо так, чтобы он был в безопасности. Чтобы защитить сына, оба вышли навстречу солдатам.
Алчущие добычи наемники приказали Шлоймо показать им все комнаты своего дома.
Шлоймо провел их по всему дому от начала до конца и показал все, кроме тайника. "Мы бедные старики - объяснял он, - все наше имущество - этот дом. Больше у нас ничего нет".
Солдаты не поверили ему. Они искали и искали. И не найдя ничего, они почувствовали себя обманутыми. В гневе они ранили Шлоймо и его жену Гитель, пронзили мечом. Затем они поспешили уйти, чтобы не упустить возможности поживиться.
А Шлоймо, истекающий кровью, подтащил стонущую Гитель к порогу и сказал прерывающимся голосом: "Мы должны умереть здесь, только здесь! Нашей смертью мы защитим Шломо." Гитель стонала. Она обхватила лицо покрытыми кровью руками и начала молиться: "Господь милосердный и милующий, терпеливый и великий в благодеянии", - при этих словах душа ее отлетела.
Шлоймо почувствовал, что и его конец близок. Он лег рядом со своей женой на порог, преградив вход бандам грабителей. И истекая кровью, он молился со слезами:

            Бог мой! Бог мой! Зачем Ты оставил меня,
            далек Ты от спасения моего, от вопля моего.
            Бог мой! Взываю я днем, но Ты не отвечаешь,
            и ночью я не умолкаю.
            А Ты, Святой,
            обитаешь, среди славословий Израиля!
            На Тебя уповали отцы наши,
            уповали - и Ты спасал их.
            К Тебе взывали они - и спасены были,
            на Тебя уповали - и не были постыжены.
            Но я - червь, а не человек...

И он испустил дух. Кровь его текла, смешиваясь с кровью его жены.
Наемники, алчущие добычи, не обращали внимания на мертвых, но они не решились войти в дом, на пороге которого лежали тела Шлоймо и Гитель.
Шломо остался в укрытии, солдаты не нашли его.
Два дня и две ночи ужас и смерть царили в городе. Руины дымящихся развалин указывали путь наемников.
Через два дня сын обнаружил тела родителей. Он понял, что они сделали, понял, какую жертву они принесли, отдав свои жизни ради его спасения. Со скорбным сердцем он сам выкопал могилу и похоронил их. И как приказала Тора, он, чтя их память, семь дней провел в трауре. Наконец он бежал со своей родины, он бежал в дальние земли, чтобы найти там мир и покой.
А в той стране ждали наемников с новым приказом царя, отдающим им на разграбление еще один город.