Г. П. Рихтер "Погром"

Я возвращался из школы около часа.
Около двери доктора Ашкенази валялась смятая вывеска. Оконные рамы его приемной болтались, зацепившись за ремни жалюзи подвального окошка. Кто-то выбросил на улицу врачебные инструменты. Запах, исходящий из разбитых бутылок с лекарствами, чувствовался по всей округе. В канаве валялся разбитый радиоприемник.
Еще издали я увидел, что осколки окон магазина Авраама Розенталя, низкорослого еврея с козьей бородкой, усыпали всю улицу. На тротуаре стоял прилавок и разбитые полки, как будто это была груда мусора. Ветер относил грязные рулоны бумаги к стене этого дома. Несколько человек ногами разбрасывали эти вещи, наклоняясь время от времени, чтобы положить что-нибудь себе в карман.
Я заглянул в маленький магазинчик в подвале. На стенах развевались клочки обоев, пол до уровня колен был усеян рваной цветной бумагой, разодранными тетрадями, размотавшимися катушками цветных лент, рассыпавшимися счетами, мятыми картинками, грязными выкройками, леденцами и черными палочками лакрицы.
За углом я увидел группу, состоящую из пяти мужчин и трех женщин, вооруженных оглоблями. На головах у них были шапки с козырьком или платки. Они молча шли по направлению к дому, где жили еврейские подмастерья.
За ними шла толпа зрителей.
"Наконец-то они получат свое, - сказал низенький человек в очках, - им давно надо было всыпать. Это за дело! Только бы никто из них не смылся". Я присоединился к этим людям.
"Правильно, юноша, - сказал низенький, - сегодня ты увидишь то, о чем сможешь рассказывать потом внукам". Дойдя до дома, где жили еврейские подмастерья, идущая впереди группа остановилась; казалось, что они просто гуляют. Затем они начали перешептываться и совещаться. Наконец один из мужчин выступил вперед.
"Открыть!" - приказал он, глядя на верхние этажи дома. Ничего не изменилось. Ни одно окно не открылось, ни одна занавеска не шелохнулась. Мертвая тишина. Он повторил свой приказ. Я был очень взволнован: что будет? Ничего не произошло!
Одна из женщин стала громко ругаться и проклинать еврейский дом. Голос у нее был очень резкий, и поэтому я не понимал смысла ее слов. Лидер этой группы не обращал внимания на крики. Широкими шагами он подошел к двери и нажал на ручку. Но крепкая дубовая дверь была заперта.
Тогда он отступил на три-четыре шага и резким движением бросился на дверь. Затем он отступил и снова бросился на дверь - и еще более резко. Ничего не произошло.
К нему присоединилось еще несколько мужчин. Сначала они бросались на дверь по очереди. Потом они стали штурмовать дверь все вместе.
Женщина, которая все время ругалась, продолжала стоять на месте. Сначала она подбадривала их, потом начала кричать: "Бей-ударяй, бей-ударяй!". И под ее крики мужчины и женщины ударяли в дверь.

Все больше людей из зрителей, столпившихся вокруг, присоединялось к ним. Вместе с женщиной они хором кричали: "Бей-ударяй!". Вдруг я обнаружил, что и сам кричу "бей-ударяй". И под эти крики я подвинулся ближе к нападавшим. Я тоже начал бить по двери, сам не зная, как очутился там. Никто уже не стоял в стороне. Все занялись делом.

Понемногу дверь поддавалась. Наконец, она вылетела - в тот момент, когда никто этого не ожидал.
Первые буквально ввалились в дом, стоявшие за ним перепрыгивали через поваленную дверь, оставшиеся снаружи давили и толкались.
Меня тоже втолкнули внутрь. Когда я в первый раз остановился посередине дома и огляделся вокруг, отовсюду слышались звуки ударов и звон разбиваемой посуды. Пока я поднимался по лестнице с ранцем за плечами, мимо меня пролетело несколько тумбочек и с грохотом упало внизу. Чувствовалось, что происходит что-то странное.
Никто не пытался остановить разгром. Обитатели дома не показывались. Только коридоры и пустые комнаты. В одной из спален сидела та женщина, которая кричала на улице, и кухонным ножом резала матрасы. Она улыбнулась мне из облака пыли.
"Ты узнаешь меня?" - спросила она меня свистящим шепотом. Я чуть подумал и ответил, что нет.
Она разразилась смехом. "Ведь я же каждое утро приношу вам газеты!" Она вытерла лицо тыльной стороной ладони и отодвинула от окна изрезанный матрас. "Пойди, помоги мне", - попросила она.

Какой-то пожилой человек рылся в шкафу с домашней утварью и клал что-то себе в карман. Он положил рядом со мной совершенно новый молоток.
Сначала я просто играл этим молотком. Я рассеянно крутил им в разные стороны. Но молоток на что-то наткнулся: зеркало разлетелось вдребезги, стекло книжного шкафа треснуло.

Я испугался. Но тут же во мне проснулось любопытство. Я слегка ударял по треснутому стеклу, и оно вылетало из рамы с легким треском.
Теперь я начал забавляться. Третье стекло я ударил так сильно, что осколки разлетелись во все стороны.
Я прокладывал себе дорогу с помощью молотка. Все, что попадалось на пути, отлетало в сторону под ударами молотка: перевернутые шкафчики, ножки стульев, стекла. Я ощущал себя таким сильным! Мне хотелось петь, я был опьянен наслаждением, которое испытывал, нанося удары.
Вдруг я заметил дверь в маленький класс, где до меня, видимо, никто не побывал. Я вошел и с любопытством огляделся. Мне хотелось кричать, вопить изо всей силы. Бродя по комнате, я ранцем задел лежавшую на столе линейку, и она упала. Не заметив этого, я наступил на нее. Раздался звук, похожий на звук выстрела. Я вздрогнул.
На стене висело много больших и маленьких линеек. Я сбросил одну из них и снова наступил на нее. На этот раз звук был очень низким. Я сгибал линейку за линейкой, пока они не ломались, и наслаждался получающимися звуками: каждая линейка, ломаясь, звучала по-своему.
Когда линейки кончились, я снова взял молоток. Я стучал им по столу, рылся во всех шкафах и ящиках, находившихся в классе. К сожалению, я не обнаруживал больше ничего, на что мог бы обратить овладевшую мной жажду разрушения.

Я разочарованно пошел к двери комнаты. У самой двери я обернулся и еще раз обвел взором класс. У стены напротив стояла большая черная доска. Я поднял руку и кинул молоток в сторону доски. Он воткнулся в самый ее центр, и блестящая рукоятка, наподобие вешалки, выдавалась над черной поверхностью. Внезапно я ощутил усталость и отвращение. На лестнице я обнаружил осколки зеркала. Посмотревшись в них, я немедленно побежал домой.
Мама уже ждала меня. Она пристально посмотрела на меня, но не сказала ни слова.
Я не сказал ей, где я был.
Мама поставила на стол тарелку супа. Вдруг у нашего дома послышались крики. С шумом вылетела входная дверь. Господин Раш громко кричал.
Какие-то люди с шумом поднимались по лестнице. Они прошли мимо нашей квартиры и остановились на следующем этаже.
Дверь квартиры семьи Шнайдер с грохотом вылетела. "Что это значит?" - взволнованно спросила побледневшая мама. Мы услышали крик - госпожа Шнайдер! "Надо вызвать полицию". Что-то глухо шлепнулось на пол.

"Полицейские ничего не делают, они стоят и наблюдают, как будто это спектакль", - ответил я.
Кто-то выругался.
Вдруг я услышал, как наверху что-то выкрикнул и заплакал в отчаянии Фридрих Шнайдер.
Я отбросил ложку и кинулся к двери. "Останься здесь", - взмолилась мама. Но я уже взлетел по лестнице.
Дверь у Шнайдерам болталась на одной скобе, стекло было разбито вдребезги. На полу кухни лежала госпожа Шнайдер, губы ее посинели, и она тяжело дышала.
На лбу Фридриха был синяк. Он наклонился над мамой и тихо разговаривал с ней. На меня он не обратил никакого внимания.
Какой-то мужчина, не глядя, перешагнул через ноги госпожи Шнайдер и выбросил из окна большой ящик с ножами и вилками.
В комнате женщина била фарфоровую посуду. "Майсенский", - увидев меня, сказала она с видом специалиста.
Другая женщина ножиком для писем господина Шнайдера разрезала на кусочки все картины, которые были в комнате.
Около книжного шкафа Шнайдеров расположился огромный темноволосый мужчина. Одну за другой он вынимал с полок книги, брался за переплет и разрывал их пополам.
"Попробуй, как я", - хвастливо засмеялся он.
В комнате Фридриха стоял человек, который пытался выбросить из окна кровать моего друга. "Пойди сюда, - крикнул он, - помоги мне".
Я проскользнул мимо.
За мной вбежала перепуганная мама. Она втащила меня в нашу квартиру и втолкнула в комнату. Мы подошли к окну и посмотрели на улицу. Над нами все еще слышались шум и топот.
"Смерть жидам!" - вопила женщина на улице. Это была та, что приносит нам газеты.
Кресло пролетело мимо нашего окна и упало прямо на розовый куст во дворе.
Мама разразилась горькими слезами. Я тоже плакал.